Застенчивый европейский лидер

Выборы немецкого парламента и формирование нового правительства для соседей, друзей и соратников этой страны, как и для остального мира, символизируют одновременно и важную точку отсчета дальнейшего развития всего Европейского Союза.

Эта центрально-европейская держава в последнее время постепенно предстает перед наблюдателями как политическая и даже моральная движущая сила «общего европейского проекта». И при этом — как абсолютно неформальный лидер. И при наигранном смирении немецкой политической и интеллектуальной элиты — лидер еще и вопреки своему желанию.

Но миссию Германии как «главного европейца» более уже невозможно отрицать или отменить. Даже авторитеты Жан-Клода Юнкера или Дональда Туска в глобальной политике незримо обеспечивает фигура Ангелы Меркель.

Кому-то же надо заполнять вакансию главного европейского «центра власти». Давно очевидно, что брюссельская бюрократическая машина не способна на настоящее, вдохновляющее всех лидерство. Как и то, что после «Брекзита» все дальнейшее развитие ЕС будет «отцентровано» по-немецки.

Объективно на роль этой ведущей силы, кроме Берлина, по сути, нет действительно реального претендента.

Миссию «главного европейца» все прошлые десятилетия по окончании Второй мировой войны взяли на себя и активно осуществляли США. Намерение Вашингтона не отдавать «красным» всю Европу вылилось в план Маршалла, заложивший основу благосостояния западных стран, и в гарантии его безопасности, выданные Североатлантическим альянсом. Американское военное могущество было щитом, охранявшим западноевропейцев от гипотетического или реального нападения советской армии.

Поэтому еще долго после завершения холодной войны Вашингтона серьезно и обоснованно влиял на формирование политики ЕС и всей Европы. В значительной мере к этому привело расширение НАТО в начале этого тысячелетия, а также до некоторых пор демонстративная лояльность большинства восточно-европейских стран к США — как к своему «патрону».

Сейчас США заметно отдалились, даже отстранились от Европы. Визиты Дональда Трампа или Рекса Тиллерсона невольно это доказали.

Значительная заслуга есть в этом и у идеологии изоляционизма, одном из краеугольных камней, составившим успех нового президента на выборах. Она пустила довольно сильные корни среди большей части общества и политиков США. Поэтому Европа, особенно Германия с ее знаменитым автомобилестроением, сегодня из-за океана видится скорей «нечестным» торговым конкурентом, укравшим рабочие места у электората Дональда Трампа.

Однако уже со времен президентства Джорджа Буша и Барака Обамы — вроде бы «проевропейских» — важным приоритетом внешней политики стала переориентация курса «прочь» от Европы — в пользу сотрудничества (или соперничества) с Китаем, усиления влияния США в тихоокеанском регионе.

Как утверждает Меркель, сегодня европейцам нужно отвечать за себя самим. К тому же страны ЕС, их граждане и партии понимают, что Германия уже взяла на себя «львиную долю» этой ответственности, не требуя привилегий и преимуществ. До этого крупнейшая и сильнейшая экономически страна ЕС могла себе позволить гордиться только своими народнохозяйственными успехами, индустриальным и интеллектуальным превосходством, эффективностью системы социального благополучия. А также заслуженной репутацией «мотора» европейского бизнеса и «подушкой безопасности» финансов еврозоны и общего рынка.

Сама Германия уже слишком давно отказывается претендовать на что-то большее в европейской и мировой политике. Такую осторожность определяют всем известные историческим причины или, говоря яснее, травмы прошлого и строгие демократические каноны, которые характеризуют современную немецкую политическую культуру.

Поэтому создается впечатление, что немецкое общество, лидеры мнений и политическая власть избегают, и даже боятся признать сегодня свою новую роль. Однако — чем быстрее немцы преодолеют это смущение умов, тем будет лучше для всей Европы.

Поэтому, чтобы приободрить Германию, немалую работу придется проделать ее соседям и сторонникам — каждому правительству или политической силе, которая действительно заинтересована в эффективности проекта дальнейшей интеграции и гармонизации ЕС. «Германофилы» наверняка заявят о себе в Северных и Балтийских странах, Австрии, в той же Вышеградской группе, насколько бы остро ни звучала антигерманская риторика нынешних правительств Польши, Венгрии и, порой, Чехии.

Во всяком случае к Балтийским странам сейчас приходит понимание того, что столь тщательно поддерживаемый ими и открыто проявляемый в дипломатии проамериканский настрой теряет свою прежнюю эффективность. По инерции продолжая старую риторику («Германия и прочая западная Европа предали нашу безопасность, уступив во имя экономических интересов России»), балтийские политики ищут место трех своих государств в реалиях современной Европы, ищут возможность прислониться к ее новому центру власти — Берлину.

Признание лидерства Германии показывает, как живучи связанные с этой страной стереотипы мышления, которым полагалось бы давно устареть. Многим европейцам и европейским политикам — притом самим немцам особенно! — тяжело отказаться от измышлений по поводу «второсортности» бундесреспублики. Им кажется сложным принять Германию как суверенный и автономный субъект глобальной политики.

Поэтому и в НАТО, и в брюссельской евробюрократии, и даже в партнерстве Германии и Франции все еще видятся гарантии безопасности и даже оковы для сдерживания химеры «германского реваншизма». Все еще живет давно утратившее какую-либо основу утверждение что «самое хорошее в государственном управлении Германии то, чем управляют со стороны», из других центров власти — все равно, считаются ли ими администрация стран-победителей во Второй мировой, Вашингтон или Брюссель.

Прошло уже более полувека со времен правительств Конрада Аденауэра и Людвига Эрхарда, когда гарантией «наполовину суверенного» представительства (западного) немецкого государства было превращение его в безъязыкого вассала США, но до сих пор при оценке Германии и ее общества Европа использует несправедливые двойные стандарты. Они намеренно эксплуатируют привитое нации сознание исторической вины. Например, в других европейских странах агрессия футбольных болельщиков воспринимается почти как нечто само собой разумеющееся. Но как только немцы позволяют себе сдержанные чувства по поводу достижений своей сборной и надевают черно-красно-желтые шарфы, как в 2004-м, тут же начинается искусственно созданная паника: а не проснулась ли вдруг в них древняя тевтонская воинственность?

Из каждого достижения немецких (а бывало и австрийских) национал-радикалов на выборах — которые по факту чаще всего кратковременны и микроскопичны — раздувается истерия о будущем «четвертом рейхе». В свою очередь правительствам «более правильных» стран нередко прощается откровенная нетерпимость и урезание демократии. Боязнь «диктата четвертого рейха» — настоящая ложь и дешевая демагогия, которой пользовались греческие ультралевые, протестующие против политики austerity, а также приверженцы «Брекзита» в Объединенном королевстве.

Роль европейского лидера Германия заслужила той политикой, что десятки лет проводила ФРГ — и эта политика была всегда прагматична, последовательна, эффективна. Ostpolitik Вилли Брандта и Гельмута Шмидта привела к ослаблению военной конфронтации с СССР и странами Варшавского договора. Правительство Гельмута Коля не только объединило Германию и добилось ее «полного» суверенитета, но и обеспечило создание современного Европейского Союза. Поэтому сейчас Германия и является гарантом того, чтобы «Европейскому проекту» и впредь сопутствовала удача.

Источник