Войну переносят с Донбасса в Киев, Россия тут — почти как дома

Андрей Билецкий — основатель и экс-командир полка «Азов», нардеп, лидер партии «Национальный корпус». В первой части интервью «Апострофу» он рассказал об амбициях своей политической силы, об объединении движений правого толка, необходимости решения вопроса импичмента президента на референдуме, а также о войне России против Украины, которая переместилась на улицы мирных городов.

— Одно из громких событий сентября — взрыв машины в центре Киева, в результате которого погиб экс-боец АТО Тимур Махаури. Вы прослеживаете в подобных случаях какую-то тенденцию? К тому же, снова в таких ситуациях фигурирует чеченский след…

— Меня мало интересует, откровенно говоря, чеченская сторона этой ситуации. Я этим мало обеспокоен. Меня больше волнует то, что нам продолжают рассказывать о постепенном снижении потерь на фронте, но на самом деле фронт постепенно переносится в середину страны. Он давно уже начал переноситься в Киев.

— И подрыв авто Тимура Махаури является свидетельством этого?

— Да. Как и смерть [журналиста] Паши Шеремета, смерть [полковника ГУР Минобороны Максима] Шаповала, смерть [Александра] Хараберюша, контрразведчика СБУ в Мариуполе при похожей ситуации, убийства некоторых офицеров и так далее. Все это, безусловно, звенья одной цепи. Это постепенный перенос войны с востока страны в Киев. И власть, силовики, МВД, Служба безопасности Украины оказываются совершенно беспомощными в этом.

— Почему вы считаете их действия беспомощными? Как России удается проводить подобные операции?

— Пока вроде бы удалось избежать гибели только Антона Геращенко (по данным силовиков, покушение на жизнь нардепа было предотвращено в начале года, — «Апостроф»). Поэтому все это свидетельствует о том, что у россиян достаточно серьезный уровень. С этим вряд ли стоит спорить. Советские контрразведывательные органы со времен ЧК, НКВД были заточены под политические убийства, под дестабилизацию и тому подобные вещи. Они имеют один из самых больших опытов в этом плане. И, безусловно, современная ФСБ — это детище ЧК. Но в любом случае не стоит смотреть, какой враг, стоит смотреть, на что ты, собственно говоря, способен. А наши спецслужбы и МВД показывают, что способны они не на многое.

— Так, а что мы можем делать в этой ситуации?

— Это риторический вопрос. Его на самом деле надо задавать, например, главе СБУ, главе ГУР, главе МВД, но вряд ли мне. Но вообще все разговоры о реформе, о восстановлении структур МВД и структур Службы безопасности Украины являются не более, чем профанацией. Эти реформы проведены не должным образом, поэтому там нет профессионального уровня.

— Реформа полиции в том числе?

— Безусловно. Реформа полиции — вообще одна из самых раскрученных профанаций, которая есть в стране. Хотя, опять-таки, это вопрос не патрульных полицейских. Речь скорее о следственных органах. Им надо думать, как реально реформировать эти структуры, а не на бумаге или в Facebook.

— По вашим словам, враг подступает гораздо ближе, чем мы думаем. Как тогда будет дальше разворачиваться ситуация в стране? Еще больше убийств, взрывов, провокаций?

— Поверьте, я знаю о случаях убийств по всей территории страны. Просто из-за того, что они не связаны со взрывами и они не столичные, они проходят мимо внимания общественности. Россия проводит беспрецедентную операцию по зачистке офицеров, в первую очередь, разного уровня людей, которые принимали участие в боевых операциях. И это не зачистка свидетелей, это зачистка врагов.

Подобные политические убийства — чрезвычайно сложная вещь, и то, что они делают это в таком огромном количестве и с таким назойливым постоянством — буквально каждые несколько месяцев мы имеем такую историю — показывает, что они себя здесь чувствуют почти как дома. И это все внутри страны. А мы рассказываем о мире.

— О войне и мире мы с вами еще поговорим. Расскажите сейчас, какова ситуация с вашей политической силой «Национальный корпус». Почти год назад было объявлено о создании, что за это время удалось сделать? Есть чем похвастаться?

— Для нас политическая партия — это не более чем инструмент, потому что только такая форма участвует в выборах. Насчет успехов — то достижения в этом плане у нас огромные. Я думаю, больше, чем у кого бы то ни было. За лето мы пропустили 3000 детей через лагеря, в которых все воспитатели были нынешними ветеранами и бывшими АТОшниками. Сделали сеть таких лагерей по всей стране. Это совершенно уникальный детский центр, который будет работать весь год.

— Какое финансирование у вас было на открытие таких лагерей?

— Нет ничего проще, чем съездить в «Азов» и посмотреть. Там есть полный фотоальбом, как он создавался с нуля. Его делали мы, наши ребята, полковые, которые приезжали на ротацию, огромное количество волонтеров, бизнесмены, которые предоставляли материалы, технику и так далее. Его делали родители детей, которые были в предыдущем году. Еще год назад это был палаточный лагерь, то есть дети спали в палатках, и был уличный клозет. В этом году там класс робототехники и кибернетики, крупнейший в Киеве скалодром, самый большой веревочный парк, полоса препятствий, площадки для пейнтбола, спортивная зона с кроссфит-станцией, открытым рингом и тому подобными вещами. Это все для молодежи. И если у кого-то есть желание заниматься альпинизмом, спортом, тайским боксом — там есть это все.

Сейчас таких лагерей девять. В следующем году, надеемся, закроем полностью все области. Что касается, например, такой вещи, как зарплата и так далее, минимально сбрасываются родители детей — военнослужащие, АТОшники, ветераны, бизнесмены. У нас есть огромное количество людей, которые приходили и говорили: я хочу взять бесплатно 10 детей на одну смену и так далее. Таким образом и финансируется вся эта история. Мы начинали давно, но за этот год мы очень сильно расширились. У нас уже есть фактически бесплатные спортзалы, некоторые из которых уже полностью наши. Нет в Закарпатье, если мне память не изменяет, и, пожалуй, все. Мы создали огромную спортивную сеть под маркой «Спортивный корпус» для украинской молодежи. Молодежь не занимается платно в этих спортзалах, и мы за этот год вывели ее на совершенно другой уровень. Наши дети выигрывали чемпионаты Европы по самбо, наши юноши выигрывали чемпионаты мира по кикбоксингу, тайскому боксу, активисты выигрывали чемпионаты Украины по пауэрлифтингу.

«Мы создали огромную спортивную сетку под маркой „Спортивный корпус" для украинской молодежи. Молодежь не занимается платно в этих спортзалах, и мы за этот год вывели ее на совершенно другой уровень», — рассказывает Андрей Билецкий.

— В этом направлении у вас все хорошо. А как с законотворческой, политической деятельностью?

— Я вам скажу так: для меня гораздо важнее собрать тех, кто может своими руками делать реальные вещи. То есть, к большому сожалению, я не верю в серьезную и позитивную работу в этой системе. Система враждебна стране. И когда ты работаешь в ней, это не может привести ни к чему хорошему. Единственный способ ее изменить, который я вижу и к которому я подталкиваю людей, — находить пассионариев, людей инициативных, активных, способных к чему-то, и менять собственными руками. И объединять как можно шире круг таких пассионарных людей. Рано или поздно наберется критическая масса этих людей, в них поверит вся страна, и тогда мы сможем поменять эту систему в полном объеме и реально что-то изменить.

— Сколько такой критической массы нужно, чтобы эту враждебную систему переломить?

— Я думаю, что речь должна идти не менее чем о 100 тысячах человек.

— Сколько у вас сейчас есть сторонников?

— Если вы говорите именно о сторонниках, то достаточно — больше, чем 100 тысяч. Если мы говорим об активистах «Национального корпуса», о полностью сформированных списках, то есть людях, с которыми мы работаем непосредственно, то речь идет о десятках тысяч людей. У нас самая большая сеть в стране. Это не считая аффилированных структур. Тем более, есть еще милитаризированные подразделения. Но мы к нашему активисту предъявляем чрезвычайно высокие требования.

— Как за год удалось привлечь такое количество сторонников? Они идут на ваше имя или устали от тех партий, которые сейчас у власти?

— Люди действительно устали, они уже совершенно не воспринимают эту систему, они действительно ищут чего-то нового. Когда приезжают наши ребята, то люди видят перед собой не проплаченного агитатора. И это уже совсем другой уровень коммуникации.

— Если бы выборы были, например, завтра, сколько ваша партия набрала бы?

— На данную минуту я не вижу возможности для проведения выборов. Это перспектива не ближайших 3-5 месяцев. Поэтому мы не начинали какой-либо пропагандистской и предвыборной кампании. Для меня гораздо важнее, сколько молодежи придет в наши спортзалы, сколько у нас будет новых молодых студентов, аспирантов в наших дискуссионных клубах, культурных клубах и так далее.

— Молодежь в спортзале — это, безусловно, прекрасно, но, начиная разговор, вы сами сказали, что политическая партия — это инструмент, и этот инструмент эффективен, когда представлен большинством в Верховной Раде.

— Безусловно. Мы не собираемся этого избегать.

— На какую поддержку вы рассчитываете? Вы же понимаете, что исключить вероятность досрочных выборов нельзя, поэтому готовиться все равно нужно.

— Я имел в виду, что всего-навсего пройдет время — и мы покажем, чего стоим. Я абсолютно уверен, что «Национальный корпус» сам по себе мог бы претендовать на прохождение 5-процентного барьера в первые несколько лет. Если говорить о продолжении, то вторым заданием я бы поставил первое в истории Украины объединение национальных сил.

— Что именно подразумевается, когда вы говорите об объединении? В марте, кажется, было объявлено о совместном манифесте «Национального корпуса», «Свободы» и «Правого сектора». А что это по сути дало? У вас есть какая-то общая платформа, общее название, общий лидер? Со стороны это выглядит так, будто три разные политические силы просто публично признались в более-менее общих политических взглядах.

— Вы абсолютно правы. На эту минуту мы поддержали друг друга, у нас пакт…

— О ненападении?

— Во многом — да. Сейчас у нас сформирован пакт, который базируется на том, что мы совершаем общее действие. Мы не выдвигаем общих списков, не придумываем пока что общего названия, но мы вырабатываем общую стратегию и совершаем совместные действия. В этом контексте сотрудничество на 100% успешное. Вообще, украинские националисты и единство — это очень разные вещи.

— А почему, кстати, у нас каждый националист  — сам по себе?

— Хотите углубиться в философские проблемы? Это вопрос нации. У нас как минимум 300 лет нет своих собственных инструментов государственности. Соответственно, государство, институты, система, ощущение общности разбиты в этой нации. А если говорить о реальной государственности, то у нас ее нет, извините, уже 800 лет. Фактически со времен монгольского нашествия. Поэтому это не могло не сказаться на отсутствии единства. И это преследует украинцев столетиями. Мы имели Руину, мы имели, мягко говоря, неконсолидированную позицию национальных сил во время гражданской войны 1917-1918 годов. Да, потом была фигура полковника Евгения Коновальца, и при нем все было позитивно. Он организовал и действительно объединил националистов. Мы помним, что ОУН — это объединение большого количества мелких националистических организаций. Но эти силы были центробежные. Поэтому украинцам в этом вопросе сложно. Надо пройти соответствующий этап, и его можно пробежать довольно быстро.

— Каким образом?

— Успешностью национального проекта. Если национальный проект будет на 100% успешным, если он будет на 100% откровенный и мощный, то украинцы очень быстро изменят мысли. В первую очередь, все зависит от лидера. Мы можем сколько угодно говорить о демократии и плюрализме, если вы видите успешную фирму, то она не потому успешна, что каждый работник успешен, а потому, что у нее есть успешный менеджер, лидер, диктатор, как угодно называйте. Кто такой Стив Джобс? Все прекрасно знают его манеру работы. Если мы видим успешное государство, любой успешный культурный проект, вы увидите человека-визионера, лидера, харизматика в начале. Он может уйти, умереть, уйти на пенсию, но он закладывает основу государства. В США больше, чем отцы-основатели, сделал Вашингтон. Его кристально честная позиция и воспитала то понимание святости конституции, понимание святости закона. Лидерский принцип существует, и весь успешный мир во всех сферах жизни построен на нем. Поэтому проблема украинцев — многогетьманство, из-за которого другие институты были ослаблены.

— Возвращаясь к теме объединения — какой смысл был в том манифесте?

— В марте месяце, когда провозглашался манифест, внутренние связи, внутренняя, условно говоря, симпатия, ощущение единства националистического движения было в разы меньше, чем по состоянию на сентябрь 2017 года. Надо было дать возможность пройти вместе какой-то путь. Надо было проводить совместные акции, совместную борьбу, принимать совместные консолидированные решения. Тогда появляется первая настоящая искренность, тогда появляются чувство команды и чувство общей цели, по большому счету.

— Что это значит? Что этой осенью вы готовы выйти вместе и провозгласить о создании общей платформы?

— Будет некорректно, если я буду говорить об этом сейчас сам. Есть три разные структуры, и я представляю всего-навсего одну из них. Я считаю, что в любом случае следующие выборы пройдут под знаком объединенных националистов и будут победными в первую очередь для объединенных националистов. Для националистов и фронтовиков, скажем так.

— И все-таки трудно представить, что под лозунгами одной партии могут быть такие разные лидеры, как Тягнибок, Билецкий или Тарасенко.

— Я считаю, что и Тягнибок, и Билецкий, и Ярош, вообще каждый националист должен рано или поздно занять свое место. Я готов.

— То есть вы готовы поступиться собственными амбициями?

— У меня, безусловно, есть амбиции. Но я прекрасно понимаю, что общая победа значительно лучше соответствует моим амбициям, чем чувствовать себя каким-то местным атаманом или лидером чего-то. Я за объединение усилий украинцев, за совместные действия и совместную победу. Я буду, и я об этом говорю всегда на всех выступлениях, дисциплинированным членом этой структуры.

— Какой может быть поддержка у такого объединения националистов?

— Я думаю, что смело можно надеяться на 10-15% без чрезвычайно мощных усилий с нашей стороны. Но мы будем прилагать максимальные усилия и надеяться на большее.

— Опять же, из-за усталости от тех сил, которые есть сейчас, или почему?

— Не в последнюю очередь из-за усталости от всей системы и от ощущения безысходности. То есть все прекрасно понимают, что смена Порошенко на Тимошенко, откровенно говоря, в этой парадигме не изменит ничего, кроме фамилий.

— На прошлых парламентских выборах в Верховную Раду прошло энное количество комбатов, вы в том числе. Но разве это что-то изменило?

— Во-первых, много — это сколько? Четыре или пять на 420 человек? Начнем с простого. Это не настолько много в численном измерении. Во-вторых, я не хочу обсуждать мелкие детали, но действительно ли там было много комбатов? Не на бумаге, а людей, которые имеют реальное отношение к войне, солдатам и победе?

— Даже так?

— Я думаю, что немного.

— С этим понятно. Какие тогда у вас ожидания на этот политический сезон? Этой осенью мы ожидаем принятия немалого количества важных реформ (интервью записывалось до принятия Верховной Радой образовательной, пенсионной и судебной реформ, — «Апостроф»).

— Каждая из этих реформ — это отдельная тема интервью. Эти реформы в Украине на эту минуту, в какую обертку они ни будут завернуты, будут просто элементарно дешевой профанацией. Они нужны исключительно для внутреннеполитической жизни, то есть для того, чтобы врать людям о том, что «мы проводим реформы». Но реформы приводят к тому, что воз и ныне там. То есть, с другой стороны, это необходимость проведения таких псевдореформ. Она вытекает из того, что этой власти надо попрошайничать и побираться у МВФ, США, Евросоюза и так далее. А они хотят видеть какие-то формальные признаки оздоровления организма, за которые будут выдаваться реформы. Почему я так говорю? Не будем копаться в самих реформах, давайте подумаем о процедуре их принятия. Есть огромное государство США. Мы помним, сколько копий было сломано вокруг [реформы] Obamacare, которая фактически стала на восемь лет главным вопросом США. Она разделила общество, вызвала огромную общественную дискуссию, менялась годами, изменившись до неузнаваемости от первоначального проекта к конечному результату. И сейчас следующий президент поднимает знамя борьбы с предыдущей реформой.

Медицина, образование, пенсионная реформа (о земельной вообще молчу) — это опорные столбы любого государственного строительства. А мы хотели за двое суток, за два заседания Рады провести две реформы, которые могут стать, условно говоря, бриллиантом в короне любого президента? Если президент какой-либо страны сделает успешную образовательную реформу, он за это останется в учебниках истории. А мы хотим эти реформы обсуждать в течение даже не одной пленарной недели. По крайней мере образовательная реформа — более 1700 поправок. И мы хотим за них проголосовать за сутки? Такой подход не может быть ничем, кроме профанации. Мы имеем замечательную реформу патрульной полиции, которая значительно меньше затрагивает среднего гражданина, чем пенсионная реформа, образование или медицина, но мы видим, что это не столько серьезное улучшение, например, для безопасности обычного гражданина, сколько хорошая картинка для Facebook. А для меня полицейский — это система безопасности обычного человека на улице в первую очередь, а не то, в какую форму он одет, сколько котов он снял за неделю и сколько на это дали американцы, канадцы и другие средств. Поэтому вот вам мое отношение к реформе. Я считаю, что к таким вещам просто крайне опасно подходить с такой просто циничной профанацией.

«Реформы в Украине на эту минуту, в которую обертку они не завернуты, будут просто элементарно дешевой профанацией. Они нужны исключительно для внутренне политической жизни, то есть для того, чтобы врать людям о том, что» мы проводим реформы«, — отметил Андрей Билецкий.

— Как тогда нужно проводить подобные реформы? Путем общих обсуждений, слушаний?

— Абсолютно точно. Страна должна поставить перед собой какие-то конкретные задачи. Образование — это развитие человеческого потенциала. Человеческий потенциал — это главное богатство любой страны. Не нефть. Мы делаем очередные абсолютно непонятные дикие шаги, которые не приведут ровным счетом ни к чему. У нас огромная возрастная яма. Мы имеем огромное снижение трудоспособного населения, и оно снижается с каждым годом. Выход еще на два года позже людей на работу фактически поставит страну вне обычной конкуренции вообще в мире. Систему начальных профтехучилищ как собираются восстанавливать? Никак, это абсолютная профанация. Что делать с тем, что у нас под 60% молодежи получают высшее образование, а потом из той молодежи 10% работает по профессии? Зачем тогда она его получает?

— Видимо, поэтому премьер недавно и обмолвился, что не всем высшее образование и нужно.

— Возможно, и не всем, если мы не собираемся строить всю экономику на IT-секторе. Но мы собираемся на нем строить. То есть бессмысленно говорить: а давайте будет 12 классов, давайте мы 5 пропустим, а будет 6 и 7. Это пальцем в небо, это несерьезно абсолютно.

Медицинская реформа. Разве можно подходить к частично платной медицине без серьезного обсуждения с населением, разве можно подходить к таким вещам без понимания социального положения, экономического положения населения в стране, без полноценной оценки, во что это выльется для самых бедных украинцев, для среднего класса и так далее? Эти оценки сделаны? Взять западное лекало — это полдела.

Мы можем попасть в огромную беду, которая будет большей бедой, чем война на Донбассе, для населения страны. Я не вижу вариантов развития, когда так нахрапом проводятся такие вещи. Тем более, без общественного обсуждения. Сейчас, если вы посмотрите на эти реформы, знаете, к чему они в большинстве своем сводятся? К тому, чтобы уменьшить нагрузку на государственный бюджет и переложить это на население, которое, простите, уже само прокормить по большому счету себя не в состоянии в такой экономической ситуации, которая создана в стране. Это главный лозунг реформы, это подходит и МВФ, и украинской власти, абсолютно всем. Это не подходит только одним — украинцам.

Поэтому чего я могу ожидать в этом политическом сезоне? Мы помним, чем закончилась последняя пленарная неделя предыдущей сессии. Было рассмотрение вопросов по неприкосновенности депутатов. Улица, «Национальный корпус» в первую очередь, создавали давление в этой ситуации. И мы видим разницу, когда не было давления улицы, все три представления были отклонены. На следующий день все-таки представление было хотя бы частично удовлетворено. Это показало, что улица как инструмент, к сожалению, работает. Хотелось бы, чтобы не надо было обращаться к этому, но этой системе он необходим, как постоянное ощущение…

— Майдана?

— Меча, который висит над головой. Поэтому началось все с неприкосновенности. Но в последний день Рады было еще одно событие. Было собрано необходимое количество подписей депутатами-националистами, мы тоже принимали в этом участие, внесение изменений в Конституцию относительно депутатской неприкосновенности. Все фракции, каждый политик об этом очень громко заявлял, президент делал на этом очень хорошую картинку летом, а мы собрали подписи и теперь имеем реально рассмотрение законопроекта насчет снятия депутатской неприкосновенности.

Они сейчас будут пробовать это не принять, но мы будем давить. Но речь идет только об одном из нескольких необходимых действий, когда власть — это не возможности, а в первую очередь обязанность создания такой системы. И твои большие права как депутата, президента, министра уравновешиваются твоими огромными обязанностями.

Следующим шагом параллельно со снятием депутатской неприкосновенности должен идти, по моему глубокому убеждению, закон об импичменте президента. Сейчас реального института импичмента президента в стране не существует. То есть он вообще физически невозможен. Во-первых, он чрезвычайно сложный, ведь три четверти депутатов должны проголосовать за снятие президента с должности. Во-вторых, его также фактически невозможно провести из-за правовой коллизии с временной следственной комиссией Верховной Рады, которая является частью механизма импичмента, собственно говоря. Только вопрос в том, что Конституционный суд признал закон о временных специальных и следственных комиссиях неконституционным. А порядок их деятельности определяется исключительно законом. Соответственно, чтобы осуществить процедуру импичмента, нужно выполнять нормы закона, которого нет.

Мы предлагаем значительно упрощенный институт импичмента. Мы предлагаем введение такой формы, чтобы импичмент могли реализовать не только через парламент и депутатов. Ведь почти каждый президент имеет если не большинство, то значительную часть депутатского корпуса под собой и другие рычаги влияния. Так вот, мы предлагаем такой механизм, как референдум и упрощение референдума в этом плане. Для того, чтобы народ мог инициировать и сам проголосовать за снятие того, кого он поставил на эту должность.

— Есть же такие инструменты, как петиция. Это не является упрощенной системой?

— Безусловно, не является упрощением. Какой смысл от петиции? Петицию президент может отбросить, это его президентское право. Петицию, такое впечатление, вообще делали по принципу: «Смотрите, у Обамы есть на сайте такая штука, как петиция, давайте для себя введем, чтобы выглядеть более демократичными». Это, опять же, больше из области пиара, чем из области закона. Поэтому оставим петицию в покое. Нам нужен референдум, и нам необходимо упрощение, чтобы не три четверти, а две трети депутатов голосовали.

«Нам нужен референдум, и нам нужно упрощение, чтобы не 3/4, а 2/3 депутатов голосовали», — говорит Андрей Билецкий.

— Референдум нужен именно по вопросу импичмента президента?

— Да, но нельзя проводить импичмент президента минимум первые два года. Президент должен иметь возможность проявить себя. Но через два года, на экваторе, страна может спросить тебя, правильным ли курсом ты идешь. И тогда мы увидим реальную картину, а не виртуальную. Это тот вопрос, который будет требовать изменений в Конституцию. Соответственно, он будет требовать снова сбора подписей двух третей депутатов. Это сложное дело. Например, эти подписи собирались фактически с начала этой каденции. Но, я думаю, попробуем максимально ускорить.

— Это ваша цель на этот политический сезон?

— Первая задача — это запустить процесс принятия закона о снятии депутатской неприкосновенности. В ключе того, что депутат неприкосновенен в сфере его политических дел, но в уголовных делах, что угодно — мошенничество, убийство, ДТП в пьяном виде или что-то другое — он должен нести ответственность как гражданин. Да, депутат должен иметь возможность не преследоваться за политические вещи. Но уголовное преступление — это уголовное преступление. И здесь он — обычный гражданин Украины.

Второе — запустить процесс реального механизма импичмента президента. Тот закон, который даст возможность нации элементарно сделать хоть немного подотчетным президента.

Третий, как по мне, вопрос, который назрел, — это вопрос денонсации договора о дружбе и сотрудничестве с Российской Федерацией. Он влечет за собой огромную кучу других вещей, поэтому его нужно денонсировать. Надо денонсировать договор, например, о совместном использовании Азовского моря. У нас есть (нам не говорят об этом), кроме уже всем понятных Крыма и Донбасса, военной проблемы, огромная проблема использования Азовского моря из-за строительства Керченского моста. Мы долго смеялись, но они его строят. Они фактически перекрывают судоходство в Азовском море. У нас есть огромный вопрос внутренней террористической войны Российской Федерации, в прямом смысле этого слова, на улицах украинских городов, с чего мы начинали интервью. И при этом всем мы имеем кучу договоров о дружбе и сотрудничестве. В нормальной стране не может быть таких вещей.

— Как решит наши проблемы подобное расторжение отношений?

— Это не расторжение пока что отношений, извините, это расторжение как минимум договора о дружбе и сотрудничестве, с кучей пограничных актов и тому подобных вещей. Это называется шизофрения, когда, с одной стороны, мы стреляем и воюем с Россией, а, с другой стороны, мы — друзья, оказывается, и совместно используем, например, наши территориальные воды. Это огромная проблема. Понятно, что у этой власти такая шизофрения, то есть раздвоение личности, является нормой. То есть, с одной стороны — «прощай, немытая Россия», а с другой — «здравствуй, Липецкая фабрика». Но факт остается фактом. Это их личные психологические проблемы. Но у государства их не должно быть. Поэтому я считаю, что это вопрос стратегический, который стоит поднять и который стоит однозначно в этом политическом сезоне принять.

Источник