Турция Эрдогана стала локальной державой благодаря России

Отношения между этими двумя государствами всегда были переменчивы: в зависимости от своих интересов одно государство с легкостью может поддерживать отношения с тем или иным государством, несмотря на то, что они входят в разные альянсы, при этом на более высшем уровне, руководствуясь весьма конкретными интересами, они могут являться союзниками какой-либо определенной страны мира, а, с другой стороны, быть противниками, потому что в другой сфере их интересы расходятся. Турция Эрдогана в последние годы, особенно в последние два года, возможно, является наиболее ярким примером подобной «переменчивости» в сфере международной политики. Исторически она является мостом между Европой и Азией, она член НАТО (как и ее вечный противник Греция), но не Европы, несмотря на то, что связана с ней в области экономики и даже культуры, ее новейшая история неразрывно связана с распространением светской культуры Ататюрком, который смог возродить страну из пепла Османской империи и в то же время ввести ее в современность, гарантом которой служила армия.

Вот какую Турцию получил в наследство Эрдоган. Турцию, которая во время его правления, сначала на посту премьер-министра, а потом, с 2014 года, в качестве президента, претерпела существенные изменения, особенно после произошедшей в середине июля 2016 года попытки переворота. Для начала скажем, если говорить об июле прошлого года: те, кто считает, что Эрдоган использовал попытку переворота как предлог для лишения армии ее влияния как гаранта светской культуры государства, ошибаются. Это был сложный, четко организованный процесс, эпилогом которого стал период с 15 июля 2016 по 16 апреля 2017 года, день, когда состоялся конституционный референдум, окончательно санкционировавший смену институционального устройства Турции.

Этот переворот стал главным стимулом, подтолкнувшим Эрдогана в объятия Путина. Почему так произошло? Журналисты считают, что по «сигналам», прозвучавшим в те тревожные часы, переворот каким-то образом руководился из Вашингтона, а сбежавший в США лидер оппозиции Фетхулла Гюлен был пешкой, которую хотели поставить во главе государства вместо Эрдогана. Пара самолетов F-16 вылетела с базы НАТО в Инджирлике, чтобы поддержать повстанцев, но потом, когда последние потерпели поражение, им было приказано срочно возвращаться; прозвучали в равной мере мягкие и двусмысленные заявления Джона Керри (John Kerry), на тот момент занимавшего пост госсекретаря США, который не мог сказать ничего лучше во время беспорядков, чем то, что Соединенные Штаты «надеются на стабильность в стране»; запоздало прозвучали подозрительные заявления Генсека НАТО Столтенберга, который, когда сторонники переворота были уже разбиты, а верная Эрдогану полиция восстанавливала порядок, утверждал, что необходимо признать демократически избранное правительство. Так дипломатия кружила в своем вальсе.

Фактически с того самого момента Турция все решительнее искала других собеседников, пусть исторически они и были ее врагами, как, например, Иран, и случилось так, что она обратилась и к Москве. Уже 12 августа 2016 года, спустя месяц после попытки переворота, министр иностранных дел Турции Мевлют Чавушоглу встретился с представителями Кремля, утверждая, что «Турция и Россия выработают механизм сотрудничества в сфере обороны, разведки и дипломатии», несмотря на то, что Турция продолжит оставаться важным союзником НАТО, как неоднократно заявлял Брюссель в период, последовавший непосредственно за переворотом, как будто желая успокоить Анкару или, что, возможно, более вероятно, желая найти выход из «затруднительного положения» середины июля. Связи с Россией для Турции не являются чем-то новым, как с исключительно коммерческой точки зрения (а эта сфера отношений стала только крепче после введения западных санкций), так и с точки зрения энергетики.

Давайте вспомним, что в 2010 году был сформирован российско-турецкий Совет сотрудничества высшего уровня, включающего в себя группу стратегического планирования (она проводит мониторинг взаимодействия России и Турции на международном уровне), Совместную межправительственную комиссию по торговле и экономическому сотрудничеству и Форум общественности, отвечающий за общественно-культурные связи. Этот организм появился в результате стремления закрепить российско-турецкие отношения в тесном и разнообразном партнерстве, основанном на двустороннем сотрудничестве в области энергетики: Россия в последние несколько лет (начиная с 2010 года) взяла на себя строительство атомной электростанции в Аккую, 49% акций которой в соответствии с соглашением, подписанным в Москве 20 июня этого года компаниями Росатом и турецким консорциумом Ченгиз-Колин-Кальон, перейдет Турции.

Строительство станции, оснащенной четырьмя реакторами общей мощностью 4800 мегаватт, должно быть завершено в 2023 году, общая стоимость проекта составляет почти 20 миллиардов долларов.

Не следует забывать также и сотрудничество России и Турции, связанное со строительством газопровода, который заменит провалившийся проект «Южный поток», — это проект «Турецкий поток», в данный момент он активно претворяется в жизнь: как сообщает Газпром, строительство газопровода началось в мае этого года после серии соглашений, заключенных в трехлетний период (первый меморандум был подписан в декабре 2014 года), а 31 августа 220 километров нового газопровода соединит российские районы, где происходит добыча природного газа, с Турцией и Грецией. Черное море стало для Москвы приоритетным в вопросе обхождения Украины для продажи российских газовых ресурсов: несколько месяцев назад говорилось о том, что Газпром заинтересовался проектом трансадриатического трубопровода TAP, который соединит Италию, Албанию и Грецию с газодобывающими районами Азербайджана при помощи так называемого «южного газового коридора», также проходящего через Турцию.

Связи с Москвой не ограничиваются энергетическим, торговым, дипломатическим секторами и сотрудничеством в области разведки, взаимодействие распространяется и на область обороны. Несколько дней назад появилось сообщение, что Анкара дала свое согласие на приобретение новой системы противовоздушной обороны российского производства С-400 «Триумфатор», нового поколения широко известной системы С-300, эксплуатировавшейся с конца 90-х годов. Контракт подписан на сумму, которую оценивают в 2,5 миллиардов долларов, таким образом, речь идет, вероятно, о пяти-восьми дивизионах в зависимости от используемого типа ракет, учитывая, что дивизион C-400 стоит от 300 до 500 миллионов долларов (например, стоимость одной ракеты дальнего действия 40N6 составляет от 2 до 5 миллионов долларов).

Если вас удивляет, что страна-член НАТО покупает систему вооружения российского производства, можете вспомнить Грецию, которая уже в конце 90-х годов в связи с «Кипрским кризисом» купила и установила два дивизиона S-300 PMU1, оснащенных восемью ракетами-носителями. Таким образом, российские системы обнаружения и наведения не являются чем-то новым для противовоздушной обороны Атлантического альянса.

Чтобы понять, каким образом Эрдоган талантливо заигрывает с альянсами, следует уточнить, что почти одновременно с объявлением о переговорах по С-400 Турция через свои предприятия Aselsan и Roketsan подписала с Eurosam многолетний контракт по развитию системы вооружения, основанной на ракете Aster, являющейся частью знаменитого SAMP/T. Eurosam является совместным предприятием Thales и MBDA, франко-итальянского предприятия, занимающегося производством дивизионов ракет для итальянской армии, которые развернуты в Турции с июня 2016 года в рамках участия НАТО в обороне юго-восточного фланга Альянса. Таким образом, приобретение систем С-400 выполняет две цели: с одной стороны, оно вынуждает близких западных партнеров Турции в сфере воздушной обороны создать выгодные условия (речь шла даже об участии Китая в переговорах), с другой стороны — оно дает Москве возможность еще сильнее укрепить ее связи с Анкарой.

Все довольны? Почти. Сближение между Анкарой и Москвой расценивается как пыль в глаза Вашингтону, и это связано не только с базой в Инджирлике. Благодаря этой новой «оси» Турция получила шанс сесть за стол мирных переговоров по Сирии в Москве, проходивших в декабре прошлого года: вместе с министром иностранных дел Турции Мевлютом Чавусоглу на них присутствовал его российский коллега Сергей Лавров и глава МИД Ирана Джавад Зариф. Очевидно, для Турции жизненно важным было участие в этих переговорах в качестве «антикурдской стороны», а, учитывая то, что курдские военизированные формирования пешмерга тренируются и поддерживаются Соединенными Штатами, естественно было обратиться к Москве и Тегерану, чтобы попытаться притормозить возможность появления курдского государства, что совершенно неприемлемо для Анкары, которая приравнивает все курдские политические объединения к террористам. Внешняя политика Эрдогана не ограничивается, однако, стремлением контролировать пограничные страны, которые часто и самозабвенно впадают в приступы хронической нестабильности, как, например, в случае с Палестиной; она доходит далеко и прицельно до Сомали, где турецкое «проникновение» началось в 2011 году во время первой поездки Эрдогана в Могадишо по случаю подписания соглашений по восстановлению страны, в течение десятилетий сотрясаемой гражданской войной. Турция действительно усиленно инвестирует в инфраструктуры многострадального африканского государства. Деньги Анкары позволили построить важные инфраструктурные объекты, такие как новый порт и аэропорт в Могадишо, новую больницу, а также новую систему дорожного освещения столицы.

В 2016 году Турция выделила сомалийскому правительству целых два миллиона долларов в месяц, как сообщает новостное агентство Anadolou; благодаря этой сумме Турция оказывается на первом месте среди инвесторов Сомали. Соглашения были недавно усилены, когда 26 апреля этого года посланник сомалийского правительства подписал двусторонний договор, предназначенный укрепить торговлю и инвестиции в отношениях двух стран, предпочтение при этом будет отдаваться образованию, разумеется, соответствующему предписаниям Корана. Эта стратегия в Сомали позволила Турции также открыть первую военную базу на африканском континенте: в Могадишо будет образована инфраструктура, способная принять около 1500 человек, которые будут тренировать сомалийских военных, задействованных в контрпартизанской войне против исламистов аль-Шабаб, однако войска понадобятся для защиты основного пересечения путей навигации, участка Индийского океана, расположенного напротив Сомали.

Эти амбиции локальной державы объясняют также помощь, которую Турция оказала Катару в конфликте с Саудовской Аравией. Помимо хорошо знакомых энергетических вопросов, яблоком раздора стала поддержка Катаром «Братьев мусульман» (запрещена в РФ, ред.) в Ливии, которая получает косвенную помощь от Анкары, выступающей за правительство Триполитании Аль-Серраджа (его поддерживает и Италия). Эти силы противостоят другой стороне конфликта, Киренаике, которую поддерживают, главным образом, ОАЭ и Египет. Египет поспешил осудить Катар наряду с Саудовской Аравией, назвав его «террористическим государством» после визита Трампа в Рияд и появления Глобального центра по борьбе с экстремистской идеологией. Этим последним расколом внутри мусульманского фронта умело воспользовался Эрдоган, который в обмен на военную помощь и дипломатическую поддержку теперь получил возможность контролировать морскую территорию, служащую транзитной зоной для большинства энергетических ресурсов планеты, и в то же время укрепить международное сотрудничество с Ираном, еще одной локальной державой, не упустившей шанса поддержать Катар, чтобы выступить против своего исторического врага — Саудовской Аравии.

Это Турция, которая лишена предрассудков, с амбициями небольшой державы не только в локальном масштабе, но в духе «неоосманства», как можно было бы определить эту тенденцию, к которой так стремится Эрдоган.

Источник