Русские оказались слабее

В течение столетий русские, как нация, при защите своих интересов в столкновении с другими народами опирались, в основном, на мощь государства. Сегодня данная модель не работает.

Жестко-иерархическая российская государственная машина традиционного для России типа не выдержала начала перехода к постиндустриальной эпохе и рассыпалась.

Но русские не оказались способными быстро, причем на новых основаниях, выстроить новый эффективный государственный механизм. Современное российское государство неэффективно, лишено какой-либо скрепляющей идеи и, главное, не просто коррумпировано, но заточено только на разворовывание ресурсов, не способно ничего производить.

В числе прочих последствий преимущественная опора на государство привела к тому, что у русских слабее, чем у большинства окружающих народов, выражены горизонтальные связи внутри общества, меньше чувство национальной сплоченности. И в результате всюду на просторах РФ, где групповые интересы русских (будь то в сфере бизнеса, криминала, распределении жилья и прочих ресурсов) сталкиваются с групповыми интересами иных национальных групп — представители местной власти, в том числе и русские по национальности, легко «покупаются» «нерусской» стороной. Русские оказываются неспособны действовать, как единое целое, в том числе и при мобилизации финансовых или административных ресурсов «на общее дело», а у чиновников — этнических русских чувство «национальной принадлежности» оказывается много слабее «чувства своего кармана». Механизмы же внутриобщинного принуждения (и силового, и психологического) у современных русских просто отсутствуют как класс.

Единственный поведенческий механизм, который еще мог бы эффективно защитить коллективные национальные интересы в этих условиях, — способность к коллективному стихийному насилию, направленному именно против внешних угроз, к пассионарному взрывному сопротивлению.

Но его-то, похоже, у русских в целом, как народа, также нет. Причем нет давно.

Во всяком случае, так представляется при взгляде на русскую историю.

Ответ на никонианский разбой: вместо массового вооруженного восстания — массовые, тысячные самосожжения (где еще такое было?!) и бегство, уход в леса, за кордон.

Соловецкое восстание — единственный крупный чисто русский по составу участников вооруженный эпизод в борьбе за «старую веру», но и здесь мы наблюдаем ту же реакцию — пассивное бегство.

Только тут из-за того, что в Соловецком монастыре, одном из главных интеллектуальных центров антиниконианцев имелись прекрасные почти неприступные укрепления, да еще на удаленном острове — монахи в них и сидели до упора. Сама история так и называется «Соловецкое сидение». Не было никакой военной инициативы, попытки зажечь тыл в самом Московском царстве, массовых выступлений в поддержку в других местах.

Преследования сторонников «старой веры» со стороны московских властей продолжались и в XVIII и XIX веках: массовые выселения, закрытия скитов, сожжения книг, аресты «начетчиков». Со стороны же сектантов и старообрядцев — та же реакция, пассивное сопротивление. А они ведь составляли более 10% населения России.

Протест против закрепощения крестьян: в крупных восстаниях типа Разина и Пугачева участвовали в основном казаки, а также тюрки-мусульмане.

Ответ на чудовищный гнет при Петре: массовое вооруженное сопротивление было только со стороны украинцев и казаков (самое крупное антипетровское восстание Булавина — восстали, как обычно, донские казаки).

Но казаки — это не русские, в те времена их можно совершенно четко определить как отдельный народ, со своим особым этногенезом.

Казаки даже на момент Революции являлись особой группой, которую многие рассматривают как отдельный этнос, некоторые как субэтнос. В любом случае по своим психологическим характеристикам отличавшийся, как и дворяне, от основного ствола русского этноса. А в XVII-XVIII веках разница была еще более значительна. На тот момент казаков нужно по всем параметрам рассматривать как отдельный этнос. Впрочем, их именно так и рассматривали в официальных документах и учебниках того времени. Так, в этнографическом труде одного из отцов российской географии проф. Е.Ф. Зябловского «Новейшее землеописание Российской империи», в части третьей «Об обитателях государства, их языках, вере и упражнениях народных», в параграфе 82-м перечисляются «народы словенские».

Также в другом основном труде по российской географии начала XIX века, в учебнике К.И. Арсеньева, «Краткая всеобщая география», написанном по поручению «учебного начальства» и в течение 30 лет служившем единственным учебником по этому предмету, читаем в разделе «Отдел о племенах народов, обитающих в Российских владениях»: «к славянскому племени отнесены: а) Русские, господствующий народ в империи, б) Казаки Донские, Черноморские. Уральские и Сибирские, в) Поляки — народ составляющий главное население в Царстве Польском и в губерниях от Польши присоединенных». Другие славянские народы в этих трудах не обозначены.

Кроме того, основная сила антипетровских выступлений, донские казаки во времена Петра — в этническом смысле мало чем отличались от запорожских казаков (которых считают частью украинского народа) или даже от собственно украинцев Мазепы. От русских центра и севера России донцы отстояли дальше, чем от украинцев.

Смута и польская оккупация: отряд в тысячи три человек, наемников — польских рыцарей и казаков прошел всю страну и без труда взял Москву. И вся столичная элита, церковная, военная и бюрократическая, стала сотрудничать с оккупантами. В военном отношении поляки представляли собой просто сброд, набранный в спешке в приграничных областях, это даже не были регулярные польские части. Самыми боеспособными из сил вторжения были казаки, многие из них — ариане по вероисповеданию.

Контролировали оккупанты только Москву и несколько крепостей на пути в Польшу. В конце концов, очень неспешно, на огромных пространствах (а ведь были там и гарнизоны регулярной армии, и бояре, и дети боярские, и верные правительству казаки) организовались военные силы и выбили этот разложившийся сброд из Кремля.

Революция 1905 года: основные вооруженные массовые выступления (во всех их видах — будь то сознательные выступления против царизма, или стихийные проявления массового насилия — грабежи и поджоги помещичьих усадеб, еврейские погромы) имели место в южных, населенных украинцами, губерниях. Из значимых выступлений собственно в России можно отметить только московское рабочее восстание и рабочие волнения в Петербурге. Но рабочие московских и питерских заводов по национальному составу являли собой довольно пеструю смесь, там было много приезжих, опять же, в значительной части выходцев с Украины. В Петрограде вооруженным восстанием руководили украинец Георгий Степанович Хрусталев-Носарь, председатель Петербургского Совета рабочих депутатов, и евреи Лев Троцкий (Бронштейн), занявший пост Председателя после ареста Хрусталева-Носаря, и председатель исполкома Петросовета Александр Парвус (Израиль Гельфанд).

Революционный антиправительственный террор: им занимались в основном дворяне (особый субэтнос, пестрого этнического происхождения, ныне полностью выведенный) и евреи. Хотя, конечно, были бомбисты и из русских не-дворян, такие как Каляев или Нечаев — но они «не делали погоды».

Источник