Что означает поразительный успех партии АдГ для Германии и Европы

Радикальная правая партия получила выгоду от того, что вопрос об иммиграции стал главной темой предвыборной кампании. Но может ли этот прорыв иметь долговременный характер? В 1991 году Бельгия получила свое (первое) черное воскресенье, когда популистский радикальный «Фламандский блок» получил на всеобщих выборах 6,8% голосов избирателей. После этого нечто подобное испытали многие другие западноевропейские страны — от Дании до Швейцарии. И вот теперь даже неизменно стабильная Германия получила свое черное воскресенье (schwarzer Sonntag), и оно оказалось намного чернее, чем многие ожидали.

Популистская праворадикальная партия Альтернатива для Германии (АдГ) не только смогла войти в Бундестаг, парламент Германии, но и сделала это достаточно уверенно в качестве третьей крупнейшей партии, получив поразительные 13,3% голосов, то есть на 8,8% больше, если верить данным опросов на выходе с избирательных участков.

Более того, и правоцентристский союз ХДС/ХСС, и левоцентристская СДПГ показали на выборах самый плохой результат за весь послевоенный период, получив 32,5% и 20% голосов соответственно. Это означает, что АдГ записала в свой актив эквивалент двух третей голосов СДПГ и 40% голосов ХДС/ХСС.

Опросы, проведенные немецким общественно-правовым телевидением, показывают, что партия АдГ имеет свои Hochburgen, свои опорные пункты, на бывшем коммунистическом востоке страны. В западной части Германии она получила в среднем 11% голосов, тогда как на востоке Германии за нее проголосовали 21,5% избирателей, то есть в два раза больше. Это соответствует результатам земельных выборов, в ходе которых самую большую поддержку партия АдГ тоже получила на востоке страны.

АдГ получила больше голосов тех людей, которые в прошлом не голосовали (1,2 миллиона), чем тех, кто раньше голосовал за ХДС/ХСС (1 миллион) или за СДПГ (500 тысяч). Во многом это было голосование против Меркель, отражавшее негативное отношение к ее спорной политике гостеприимства в отношении беженцев, которая не только заставила избирателей мейнстримовских партий изменить свои политические предпочтения, но и мобилизовала тех людей, которые раньше не участвовали в выборах. Те же самые опросы показывают, например, что 89% проголосовавших за партию АдГ избирателей полагали, что иммиграционная политика Меркель игнорировала «озабоченность людей» (то есть, немецких граждан); 85% из них хотят иметь более надежные национальные границы, а 82% считают, что 12 лет правления Меркель уже достаточно. Другими словами, партия АдГ явно получила выгоду от того факта, что иммиграция оказалась главным вопросом на этих выборах.

Означает ли этот шокирующий результат, что АдГ в будущем будет третьей по значимости силой в немецкой политике? Есть много причин, заставляющих сомневаться в этом. Прежде всего, опросы показывают, что поразительное число избирателей АдГ (60%) проголосовали «против всех остальных партий», и только 34% проголосовали за АдГ, исходя из своих убеждений. Это разительный контраст по сравнению с избирателями других партий. По мнению более 70% опрошенных, было бы хорошо, если бы можно было голосовать за ХСС за пределами Баварии. ХСС — это значительно более консервативная и более правая партия, чем ХДС Меркель, однако она проводит выборы только в Баварии, — тогда как 86% избирателей говорят о том, что эта партия недостаточно дистанцируется от «крайне правых».

Короче говоря, отношения партии АдГ со своими избирателями особой прочностью не отличаются, и для ее сторонников, в основном, характерно оппозиционное отношение к другим партиям, а не поддержка самой АдГ. Тогда как за пределами своих собственных избирателей, партия АдГ продолжает выглядеть весьма противоречивой. Лишь 12% всех немцев были «удовлетворены политической работой» Алисы Вейдель (Alice Weidel), одного из лидеров АдГ, с Александром Гауландом (Alexander Gauland). Это был самый низкий уровень популярности среди всех политических лидеров, и даже значительно ниже 44%, полученных весьма противоречивой Сарой Вагенкнехт (Sahra Wagenknecht), заместителя председателя партии «Левые».

Кроме того, электоральный прорыв отличается от электорального постоянства. Как правило, большинство новых партий и, в частности, популистские радикальные партии испытывают сложности, пытаясь создать крупную и сплоченную фракцию в национальном парламенте. Это особенно верно в случае с популистскими праворадикальными партиями в Германии, как мы это видели на примере партии «Республиканцы» (Die Republikaner) и Немецкого народного союза (German People's Union) в 1990-х годах. Партия АдГ также столкнулась с проблемами в некоторых земельных парламентах из-за внутренней борьбы между «умеренными» и «экстремистами». Еще хуже будет ситуация внутри насчитывающей 90 человек фракции в Бундестаге, в которой будет несколько идеологических и региональных небольших фракций — от нескольких «буржуазных консерваторов» до большинства популистских правых радикалов, — а также определенное количество экстремистов.

Результаты выборов в Германии будут способствовать «взлету популизма», который наблюдался в 2016 году и в начале 2017 года, но затем несколько ослаб в результате выборов в Голландии и особенно во Франции. Как и все другие выборы, выборы в Германии являются, прежде всего, национальными выборами, однако из них следует извлечь уроки более широкого плана.

Во-первых, пик популярности праворадикальных партий, согласно опросам, пришелся на 2016 год, в самый разгар истерии по поводу «кризиса с беженцами», и результаты выборов в 2017 году все еще близким к самым высоким показателям или даже превосходят их. Это относится к голландской Партии свободы, к французскому Национальному фронту, а теперь и к партии АдГ. По данным опросов, сюда можно отнести еще австрийскую Партию свободы, которая надеется войти в состав коалиционного правительства после парламентских выборов, которые состоятся в следующем месяце.

Во-вторых, в последние несколько лет некоторые правые популистские партии радикализировались и превратились в полулистские радикальные правые партии, как это произошло с АдГ, «Истинными финнами» в Финляндии и Партией независимости Соединенного Королевства в Британии. Это всегда приводит к обострению внутренней борьбы и к выходу более «умеренных» кадров, которые часто основывают свои собственные новые партии, тогда как значительное большинство сторонников склонны сохранять свою поддержку более радикальной части партии. Так было в случае с Национальным фронтов в 1990-х годах и с Австрийской партией свободы в начале 2000-х годов.

В-третьих, по мере того как радикальные правые партии получают голоса во все большем количестве стран Европы, мейнстримовские правые и особенно левые партии постепенно, но неизменно их теряют.

Это означает, что партийная система становится все более фрагментарной, а доминирующее положение в ней занимают одна или две партии среднего размера, а не крупные партии. В подобного рода фрагментированной структуре популистские праворадикальные партии могут стать исключительно влиятельными, хотя они склонны занимать, скорее, обструкционистскую, а не конструктивную позицию, даже если получают «всего» 10% или 15% голосов.

В настоящий момент комментаторы считают, что немецкая политика переживает «сейсмический шок». Это верно, однако результаты выборов, в основном, демонстрируют отход от мейнстримовских партий, а не солидарность с партией АдГ. Чтобы это произошло, АдГ должна будет создать согласованную и сплоченную парламентскую фракцию, в которой будет меньше внутренней борьбы и скандалов между отдельными ее членами. Основываясь на немецкой истории, а также на европейских прецедентах, можно сказать, что вероятность такого варианта развития событий крайне мала.

Кас Маддл является доцентом Университета штата Джорджия.

Источник